Долгие годы мы жили скучно: правдивые сведения получали дозированно, все газеты были как одна «Правда». За допущенную ошибку в тексте, носившую политический характер, можно было вмиг лишиться места, и это было не самым худшим исходом. Помню, главный редактор достаточно безликой еженедельной ленинградской программы передач была немедленно уволена за то, что из «Мелодий друзей» пьяный шутник-наборщик создал «Мелодии врагов».

Конечно, цензура не обошла стороной и шахматы. Бесконечные «советские шахматные школы», голодающий Чигорин – чуть ли не борец с царизмом, тоскующий по родине и радующийся социалистическим преобразованиям Алехин, Россия – родина слонов (на этот раз шахматных)...

А потом началась перестройка, полная свобода слова (когда за слова можно не отвечать), и появилась выстраданная возможность свести, наконец, счеты, лучше всего с теми, кто уже не ответит. Справедливости ради, нужно отметить, что смелые люди обнаруживались и раньше – в рядах тех, кто сочинял, покинув пределы Советского Союза в волнах эмиграции.

Конечно, шахматную историю переписать невозможно (если речь не идет о компиляции) – можно лишь уточнить некоторые эпизоды и избавиться от шелухи идеологической направленности не слишком разных эпох. Чемпионы известны, их соперники – тоже. Вроде бы табель о рангах вместе с произведениями шахматного искусства, с вкладом в развитие шахматной мысли – все уже давно расставлено по своим местам. Ничего подобного!

«История повторяется потому, что не хватает историков с фантазией». Это изречение не применимо к шахматам. Уж кого-кого, а «историков» у нас хватает!

Вот, к примеру, в 90-е годы стала выпускаться целая библиотека под шапкой «Ревизия шахмат», замешанная на антисемитизме. Направление, испытанное многократно, хоть и не слишком согласуется с шахматами как предметом исследования, зато дает возможность рассчитаться сполна за собственную ущербность.

Давать рекламу упомянутым «творениям» не хочется (тем более, что в свое время «Ревизиям» было посвящено несколько статей в разных журналах, в том числе Виктора Топорова «Служил Гаврила шахматистом» в «Шахматном Петербурге» №5-6 за 1997 г.), но все же нельзя не отметить последовательность редактора серии (одна из книг которой называлась «Развенчание») сотоварищи. Все негативное в шахматах – от представителей еврейской нации (не пощадили даже чемпионов мира), иногда, в поисках подтверждений своим тезисам, были готовы воспользоваться ссылками даже на скверно звучащие фамилии. Правда, случались недоразумения, когда ошибались в чьем-то происхождении. Так, например, пару раз плюнули в немца Э.Шифферса только потому, что принимали его за еврея.

Симметрично развенчивает и «противоположная сторона». Так, в Электронной Еврейской Энциклопедии роль М.Чигорина в развитии шахмат в России сводится исключительно к созданию юдофобского Шахматного Собрания. Да и шахматистом Чигорин был скверным:

«Нападкам за догматизм подвергся В. Стейниц и особенно З. Тарраш. Прославляли «истинно творческого шахматиста» М. Чигорина, несмотря на два проигранных им матча с В. Стейницем. Мастер В. Панов, до войны утверждавший, что борьба М. Чигорина против В. Стейница — это борьба дикаря с луком против человека, вооруженного винчестером, отказался от своих слов и в многочисленных книгах превозносил М. Чигорина, унижая еврейских шахматистов и даже публикуя в своих трудах юдофобские карикатуры. Только с изданием трудов Я. Нейштадта (родился в 1923 г.) было достигнуто некоторое равновесие».

Почему-то именно Нейштадт характеризуется в ЭЕЭ как крупнейший шахматный историк. Яков Исаевич – прекрасный популяризатор шахмат, автор замечательного «Шахматного практикума» и интересной книги о Стейнице, вроде бы за пределы узкой темы «до и во время Стейница» не выходил.

В ЭЕЭ особенно впечатляет рассказ о том, кто на самом деле стал главным виновником появления во время войны статьи А.Алехина «Арийские и еврейские шахматы»:

«Среди шахматистов следующего поколения, развивавших шахматы в Советском Союзе, как и прежде, значительную часть составляли евреи. Некоторые авторы в Советском Союзе в конце 1930-х гг. пытались выявить специфические еврейские черты и приемы в шахматной игре. Возможно, эта тенденция возникла не без влияния нацистских доктрин. Так, в статье П. Романовского «Некоторые творческие тенденции современности», опубликованной в 1937 г., понятие «еврейские шахматы» заменено эвфемизмом – «файно-флоровский стиль» (по фамилиям двух знаменитых шахматистов – Р. Файна /см. ниже/ и С. Флора /см. выше/). Вероятно, статья была направлена против М. Ботвинника. Используя многие положения Романовского, чемпион мира А. Алехин опубликовал статью под названием «Арийские и еврейские шахматы», помещенную в немецкой газете оккупационных властей в Париже в 1941 г., затем перепечатанную и другими нацистскими изданиями, где подверг шельмованию еврейских шахматистов — В. Стейница, Э. Ласкера, Д. Яновского, К. Шлехтера, А. Рубинштейна, А. Нимцовича, Р. Файна, С. Флора и др.».

Петр Арсеньевич Романовский действительно посвятил несколько статей «файно-флоровскому стилю», добавил к ним еще и Штальберга. При этом единая национальность всех троих для Романовского, хоть он, как известно, и играл на балалайке, значения не имела. Обратимся к первоисточнику – его статье «Итоги Всесоюзного первенства в Тбилиси», «Шахматы в СССР» № 5/1937 стр.130 :

«Другой тенденцией, которая уже, к сожалению, начинает «смахивать» на стиль, – является самоограничение творческого кругозора шаблонными построениями, основанными на пресловутом d2-d4 с последующим или предварительным фианкеттированием королевского слона путем g2-g3. Обеим пешкам «g» – у белых и у черных – в этом турнире пришлось основательно поработать. Шаблонная схема дебюта, шаблонная стычка в центре – и затем ничья или становящийся уже тоже шаблонным очередной просмотр. Непостижимы некоторые зевки Алаторцева, Рагозина, Макогонова, Панова, Женевского, Эбралидзе, Каспаряна, Будо, Юдовича, Кана.

При общей установке на осмотрительный, узко стратегический метод действия эти многочисленные ошибки производят странное и нехорошее впечатление. Попробуем, однако, закрыть глаза на технические недочеты и допустим, что их не было. Тогда перед нами выпукло начнут вырисовываться контуры стиля, с которым мы не решились бы поздравить наших мастеров. Этот стиль хорошо известен. Достаточно его возвести в квадрат, и мы столкнемся с рутинерскими, технически блестяще оснащенными композициями Флора, Файна, Штальберга и некоторых других зарубежных гроссмейстеров. Мы не думаем, что творческий путь последних является тем спасательным маяком, к которому в поисках высших достижений должны стремиться наши мастера.

По-видимому, не все наши мастера обратили до сего времени внимание на то, что лучших достижений при встречах с заграничными мастерами добились большей частью мастера Советского Союза, идущие другими путями. Мы глубоко убеждены в том, что только энергичной творческой инициативой можно выбить пальму шахматного первенства из их рук. Вспомним хотя бы матч Ботвинника с Флором. Лишь тогда, когда Ботвинник стал играть на выигрыш, ему удалось уравнять плохой счет первой половины матча. Итак, вопрос о том, какими путями пойдет в дальнейшем творчество мастеров СССР, также поставлен в порядок дня тбилисским состязанием».

Таких и подобных статей, ратующих за активную творческую игру,  П.А.Романовский написал несколько. Неужели он пытался выявить «специфические еврейские черты» «под влиянием нацистской идеологии»? Ни в одной из статей нет и намека на антисемитские высказывания, да и список тех, кто попадал под критические стрелы мастера, вбирает в себя представителей разных наций.

Но если исходить из того, что все три упомянутых «техника-иностранца» – евреи, а в шахматных соревнованиях играло немало представителей той же национальности, то впору кричать «Караул!»

Теперь перейду к тому, что послужило поводом к разговору на заданную тему. Это вышедшая в прошлом году книга С.Воронкова «Шедевры и драмы чемпионатов СССР 1920-1937», ставшая первым томом намеченного масштабного проекта (пока охвачено десять турниров из 58 проведенных).

Книга, изданная «РИПОЛ классик», весьма содержательна. Под одну обложку попали многочисленные свидетельства очевидцев первых чемпионатов страны, лучшие партии, сыгранные в этих соревнованиях, фотоматериалы из разных источников. Язык книги легок, да и изложение построено таким образом, что не хочется книгу пролистывать: погрузившись в атмосферу одного турнира, с интересом ощущаешь ее до конца повествования.

Как в любой масштабной работе, в книге можно обнаружить ошибки и неточности, найти которые мне помог В.Файбисович. Впрочем, их немного. Например, в аннотации сообщается, что в чемпионатах СССР играли восемь чемпионов мира (на самом деле десять), происхождение псевдонима журналиста Н.Фельдмана (Полевой) автор относит к сельской тематике публикаций, при том, что он – прямой перевод фамилии на русский язык. Рассказывая о В.Гоглидзе, С.Воронков пишет, что его участие в чемпионате СССР 1937 года «было для него первым и последним», а тот играл в трех более ранних чемпионатах (1929, 1931, 1933 годов). Не все источники упомянуты в списке используемой литературы: отдельные материалы, рисунки и фотографии в книге мне, например, хорошо известны: я сам их впервые публиковал или редактировал в «Шахматном Петербурге» и на сайте.

Большой объем книги составляют партии, проанализированные в свое время участниками чемпионатов. К ряду из них добавлены современные компьютерные варианты, о чем с сомнением в предисловии пишет сам С.Воронков. Мне кажется, этот путь порочен. Любой шахматный комментарий – это такой же памятник времени, как и письменные свидетельства. Другое дело, если бы к работе над книгой был привлечен классный гроссмейстер-аналитик, который бы поработал над партиями, нуждающимися в переоценке.

Описывая события восьмого чемпионата 1933 года, автор пишет, что самым молодым участником турнира «и по возрасту, и по мастерскому стажу» был Л.Савицкий, родившийся 12 января 1911 года. С.Воронков абсолютно уверен в том, что М.Ботвинник (родился 17 августа 1911 года) менял себе год рождения (видимо, в этом и заключается анонсированная книге «сенсационность материалов» – других сенсаций я в ней не нашел). Автор ссылается на то, что в прессе в те годы, когда шахматист только начинал свой путь, упоминался другой возраст Ботвинника. Мне кажется, что подобное предположение переводить в разряд истины можно только в том случае, если бы Воронков привел в книге подтверждающие это документы. Меня же, опубликовавшего в журнале «Шахматный Петербург» (Спецвыпуск 2001 года) метрическое свидетельство Ботвинника, Сергей Борисович зря записал в невольные свидетели своего «открытия».

Не выдерживает критики предположение о том, что М.Ботвинник следил за тем, чтобы книга Левенфиша была «изуродована» (речь идет о том, что Григорий Яковлевич, встретив Д.Бронштейна в издательстве «Физкультура и спорт», пожаловался, что «они вычеркнули половину книги, все самое острое и интересное»). Любое сокращение текста и объема не могло не вызвать огорчения Левенфиша – он всю жизнь работал на износ, стараясь заработать на жизнь семье, детям от предыдущих браков. Никогда не поверю, что Григорий Яковлевич мог в книге написать что-то, что могло поставить под сомнение ее выход! Как не поверю и в то, что Ботвинника можно мерить такими мерками.

Обратимся к фактам. Согласитесь, было бы странно, если бы книга через шесть лет после смерти Левенфиша вышла в варианте, который при нем правили в издательстве. Известно, что машинописный вариант книги хранился не только у вдовы, но и у друга Григория Яковлевича – шахматного композитора В.Королькова (об этом есть письменное свидетельство самого Левенфиша, обращенное к старшей дочери). Поэтому, скорее всего, книга «Избранные партии и воспоминания»  (М. ФиС, 1967) включила в себя работу гроссмейстера в заданном объеме.

Вполне возможно, что объем книги сначала  «резали» (речь идет о конце 50 – начале 60-х годов) в связи с выделенными издательством для шахмат квотами, а потом вообще отложили в связи с кончиной Левенфиша. По свидетельству питерских детей Григория Яковлевича, его  вдова пыталась издать мемуары под двумя фамилиями – его и своей для того, чтобы хотя бы на половину гонорара за книгу дети гроссмейстера от других браков не претендовали...

Невольно сбиваюсь на мелочи. Самое удивительное в книге С.Воронкова то, что в ней сознательно перепутаны давно распределенные историей роли. Автор рассматривает шахматную историю СССР, облачившись в тогу критика существовавшего строя (какой невероятной смелостью для этого надо сегодня обладать!), производит ревизию в табели о рангах. Развенчивается Ботвинник, как и многое, что связано с советской властью, гипертрофированно поднимается всё, что ей (и ему), как кажется С.Воронкову, сопротивлялось.

Сколько раз становился чемпионом СССР (в выдающихся по составу соревнованиях) М.Ботвинник? Даже без абсолютного чемпионата 1941 года – шесть, больше чем любой другой шахматист. Рядом поставить некого. Книга (как и дальнейший цикл) Воронкова посвящен именно этим соревнованиям, и потому было бы не лишним отбросить симпатии и антипатии и расставить героев по заслугам. Совершенно не согласен с Сергеем Борисовичем, что главное в книге, собирающей воедино чужие свидетельства – это идея автора. Интересно, в чем она заключается в данном случае, кроме «ненавижу Ботвинника – люблю всех, кто его ненавидит»? И давайте задумаемся: стоит ли затевать многотомный проект с целью вынести приговор тем, кто жил по законам своего времени, или рассматривать поступки неординарных людей прошлого с мелкой позиции сегодняшнего восприятия жизни?! Кто они, и кто летописцы, включая нас всех, взявших на себя такую смелость...

По поводу цитируемого без меры Ф.Богатырчука, как известно, бежавшего из Киева вместе с немцами и бывшего затем идеологом у Власова, я однажды уже писал. Как и о том, что бессовестно ставить знак равенства между Крыленко, много помогавшего шахматистам (о чем пишется и в книге С.Воронкова), и Геббельсом, который, возглавив шахматную федерацию Германии, сразу же принялся за решение национального вопроса.

Давид Ионович Бронштейн, который, по мнению Воронкова, был бы счастлив увидеть его книгу, не нуждается в представлении. Но, поклонившись его памяти, нельзя забывать о той роли, которую играл в его жизни «злой гений» Б.Вайнштейн, полковник Госбезопасности, занимавший серьезные посты в НКВД, известный тем, что «сдал» своего прежнего начальника Ежова новому – Берии. Вайнштейн (писавший шахматные юморески под псевдонимом Ферзьбери) ненавидел Ботвинника за то, что тот помешал ему стать маленьким «генералиссимусом» в советских шахматах. Бронштейну же он, передав это чувство, помогал в делах не только праведных: без его помощи Давид Ионович мог никакого матча на мировое первенство, увы, не сыграть.

Когда читаешь воспоминания «заплечных дел мастера», становится не по себе. Мало того, что Борис Самойлович искренне считал, даже на склоне лет, что жизнь в лагерях была не хуже, чем на воле, а рабский труд был жизненно необходим для государства. Умиляет также, что он попрекает Ботвинника тем, что тот, приглашенный Вайнштейном в гости, ел его хлеб, а потом, спустя много лет, позволил себе нелестно о нем отозваться. Какая, однако же, мерзость! Но это мне так кажется – для С.Воронкова близость Вайнштейна к Бронштейну как индульгенция.

Последнее время оплевывать Ботвинника становится модным. Вот, например, что позволяет себе писать живущий во Франции Борис Носик в «Тайне разбитого надгробия» («Звезда» № 9 за 2006 г.):

«Коготок Алехина еще не увяз, но на пять ходов вперед он больше не считал, не то непременно ощутил бы замогильный холод. Проныре М.Ботвиннику, всех обскакавшему на пути в его отель, он дал согласие на матч в Москве».

«Когда сплетни стареют, они становятся легендами». Это замечание как нельзя лучше подходит к попыткам представить покрытые тайнами события давних лет в свете бездоказательных «ревизий», вместо того чтобы попытаться приблизиться к истине (найти документальные подтверждения), какой бы она ни оказалась.

Навязчивая идея С.Воронкова, судя по продолжению работы (он уже опубликовал на ChessPro.ru статьи о ХI-ХIII первенствах и Абсолютном чемпионате), после выхода книги получила новый импульс. Автор наслаждается возможностью описать, как «опускали» Крыленко на нарах; превозносит предвоенный чемпионат в основном потому, что Ботвинник его провалил (редкий, но радостный случай!); брезгливо описывает, как Михаил Моисеевич не только придумал (предположение снова возведено в ранг истины) «возмутительное» абсолютное первенство (на партиях которого потом росли шахматисты), но и сделал так, чтобы сам мог готовиться тогда, когда другие о турнире не подозревали (в ином случае, его наверняка крепко бы «побили»!); видимо верит, что не погибшие и не замученные в лагерях во время войны шахматисты должны благодарить за это Б.Вайнштейна (как сам того требовал, не стесняясь, этот «деятель»).

Пользуясь полной невозможностью проверить, Воронков убеждает, что, если бы не революция, шахматы в нашей стране развивались бы много лучше. Кто с этим не согласен – слепцы! Что спорить или задаваться вопросом, почему во всех странах, к счастью, избежавших революций, шахматы, не возведенные в ранг идеологии, были никому не нужны – проще пойти на прием к окулисту.

Хочется верить, что талантливый журналист С.Воронков все же задумается над тем, что работа в рамках, заданных темой, требует большей объективности. От этого, мне кажется,  следующие тома только выиграют.

Афоризмы в статье – Станислава Ежи Леца

Продолжение темы: http://e3e5.com/newsitem.php?id=7244