Из пресс-центра суперфинала 57-го чемпионата России по шахматам передает наш корреспондент Илья Одесский

 

Снег идет, оставляя весь мир в меньшинстве.

В эту пору – разгул Пинкертонам...

 

Почему, кстати – Пинкертонам? Может быть, потому, что на первом снегу невозможно скрыть следы? Может быть. Еще, кажется, была какая-то эстрадная песенка: «А снег идет, а снег идет, И все вокруг чего-то ждет...» Или еще, первая строфа моего самого любимого стихотворения:

 

Камень лежит у жасмина,

Под этим камнем клад.

Отец стоит на дорожке.

Белый-белый день.

 

Да, так будет правильно. Белый-белый день пришел в Москву, в субботу, 20 ноября. Еще вчера город весь был грязно-серого цвета; накрапывал дождь, под воротник пальто, без спросу, лез омерзительно гнилой гриппозный ветер. Почему поздней осенью кажется холоднее, чем зимой? Потому что холод идет изнутри, потому что на сером фоне не отогреешься. Всю неделю Москва была промозгла и некрасива, некрасива вот этой гнилой грязью своих улиц, сотканной из луж, окурков, собачьего помета и отходов разбросанной там и сям вечно кипучей строительной мелкой бездари. Москва ждала снегопада, как безрукая хозяйка ждет, что за нее кто-нибудь натрет полы и вынесет мусор.

Снег пошел в ночь на субботу; он шел утром, шел днем, сухой, не топкий, удивительно белый. К полудню он накрыл собой всю грязь и продолжал расти. Встал общественный транспорт, встали в какой-то единой сплошной пробке машины, но гудков не было. Как это красиво, как это светло – тихий и белый-белый день. В такой день хочется говорить только хорошее, делать только хорошее, а если не получается – лучше ничего не говорить и ничего не делать. Просто ходить, просто дышать, брать снег в ладони, тереть им лицо. Если некуда спешить, можно слепить снеговика.

 

В этот день шахматисты играли пятый тур чемпионата страны. Идя по городу (на земле можно было проехать только на собственном танке, а чтобы спуститься в такой день под землю, нужно совсем себя не уважать), я уже точно знал, кого (конечно, молодых) и о чем (конечно, о красоте и еще... о моде!) буду спрашивать. Итак, вот темы, которые я предложил трем гроссмейстерам, чей суммарный возраст не превышает 60 лет:

1. Дебютная мода в современных шахматах – она есть или ее нет? Если нет, то почему, а если есть, то какое влияние на нее имеют турниры, подобные суперфиналу чемпионата страны?

2. Красивые партии, красивые ходы – были ли они уже на турнире. Было ли на турнире что-то, к чему (с шахматной точки зрения) можно поставить знак «!!»

 

Сергей Григорьянц, гроссмейстер

1.Два модных направления есть в современных шахматах. Одно из них – классическое: мощно ставится дебют, глубоко и досконально изучаются классические схемы. Другое направление больше ориентировано на кривые схемы; акцент переносится на работу непосредственно за доской. Такое направление более авантюрно, но дает хорошие практические шансы. Яркий представитель второго направления – Александр Морозевич, его дебютная подготовка заведомо неклассическая, более хитрая, более направленная на конкретного противника. Грищук, Каспаров – приверженцы классического подхода; в их дебютном репертуаре не найти боковых схем.

Значит, сейчас в моде не тот или иной конкретный дебют, моден сам подход к решению тех или иных дебютных проблем?

Именно так.

2. Хороших партий много, много красивых идей. Но выделить что-то из общего списка затрудняюсь.

Нет ли здесь противоречия? Красота все-таки – штука персонифицированная. Красива конкретная картина, конкретная Джоконда, а не выставка вообще.

С одной стороны, это так. А с другой – я уже «не первый год на этой работе», удивить меня по-настоящему трудно.

Качество партий высокое?

Не думаю; как раз кажется, что многие далеки от своей лучшей формы. Скорее, налицо высокое напряжение, чем высокое качество.

 

Владимир Белов, гроссмейстер

1. Мода есть, и весьма ощутима. Вот простой пример: челябинский вариант. На высшем уровне несколько успешных и весьма показательных в учебном плане партий сыграли Крамник с Леко, за ними потянулись все остальные: гроссмейстеры, мастера, простые любители. И теперь этот вариант играют, что называется, «через одного». Потянулись за модой. То же происходит в контратаке Маршалла, некоторых других дебютных вариантах.

То есть, на твой взгляд, воздействие достаточно прямое: сегодня тот или иной вариант начинает играть элита, и завтра его готова подхватить шахматная «массовка».

Да, я так считаю. В некотором смысле это подражание.

А на этом турнире есть какие-то свежие «сигналы» от элиты: мол, играть стоит то-то и то-то?

На удивление, дебютных откровений пока не было. Во всяком случае, в тех вариантах, что я применяю, ничего нового пока не усмотрел. Идет обкатка ранее встречавшихся идей.

2. К своему стыду, ничего красивого вспомнить не могу.

Так, может, ничего и не было? Красивое ведь настолько врезается в память, что извлечь его оттуда должно быть довольно легко.

Крайне любопытным оказался эндшпиль в партии Каспаров – Мотылев, но назвать его красивым... Нет, не берусь.

Почему же так происходит? Вроде бы играют яркие, творческие шахматисты.

Во всяком случае, красоты на турнире больше, чем, скажем, в матче Крамник – Леко. И может быть, нас еще ждут и красивые идеи, и красивые партии.

Можно это счесть за осторожный прогноз?

Я думаю, да.

 

Дмитрий Яковенко, гроссмейстер

1. Мода, безусловно, есть, хотя иногда проявляет себя... не в применении какого-то варианта, а в его замалчивании. Не раз бывало: какой-то вариант вдруг все перестают играть. Почему? Потому что на «элитном», как это принято сейчас говорить, уровне этот вариант уже не котируется. Вроде бы объективных предпосылок к тому, чтобы перестать играть данный вариант, нет (во всяком случае, противная сторона не показала, как этот вариант опровергается), но он все равно сходит со сцены.

Но за пределами элиты моды как таковой, я считаю, нет. Каждый играет сообразно своему вкусу, своему представлению о шахматах. Исключения редки; «общим местом» стали челябинский вариант, русская партия, еще пара-тройка дебютных систем. И то, я не уверен, что это мода. Может, челябинский вариант объективно столь хорош, что грех было бы его не играть?!

Удивительно, но на этом турнире в дебютном отношении не демонстрируется ничего серьезного. Яркий пример: партия Свидлер – Тимофеев. Петр, занимавшийся с Крамником именно разработками в челябинском варианте, получает белыми похуже!

А ты исключаешь такую возможность, что в контрактных обязательствах Свидлера по отношению к Крамнику есть прямой запрет играть основной вариант 1. e4 c5 2.¤f3 ¤c6 3.d4 c:d4 4.¤:d4 ¤f6 5.¤c3 e5 6.¤db5 d6 7.Ґg5, и Петр просто вынужден был пойти на боковое продолжение 7.¤d5?!

Запретить применять разработки было бы не совсем корректно. Хотя бы потому, что матч Крамника с Леко уже закончился, а когда будет следующий – никто не знает.

2. Единственное исключение из общей массы партий – это поединок Морозевич – Дреев, но и его можно назвать скорее качественным, нежели красивым. В партии Свидлер – Тимофеев белые в самом конце упустили этюдную возможность сделать ничью, но бессмысленно обсуждать то, чего не случилось.

Впрочем, ничего удивительно в том, что ни один сделанный на турнире ход не попадает в категорию выдающихся, я не вижу. У нас слишком высокие требования к тому, что считать красивым в шахматах. Для сравнения опять возьмем матч Крамник – Леко: за исключением действительно блестящего выпада черного ферзя на d3 в 8-й партии оба ничего особенного не показали. А ведь в том матче играли лучшие шахматисты мира!

Значит, задача болельщиков – снизить требования?

(со смехом) Это невозможно. Нужна какая-то длительная серия разочарований, длительная череда невыразительных партий, чтобы зритель согласился снизить требования.

 

Разговор о моде и красоте мы продолжили с руководителем пресс-центра, главным редактором журнала «64» Александром Рошалем. Разумеется, я понимал, что общаясь с Александром Борисовичем, остаться целиком в рамках заданной темы невозможно, но мысли, им высказанные, стали для меня настолько интересными и, признаюсь, неожиданными, что жалеть абсолютно не пришлось.

ЗРИТЕЛЬ ХОЧЕТ ВИДЕТЬ АТАКУ!

 

1. Мода есть, но диктуют ее единицы. Диктует Каспаров: когда он садится за доску, все ждут – вот сейчас он что-то опровергнет, что-то покажет совершенно новое. Или такие игроки, как Свидлер. Они – носители идей, и от них всегда ждут именно свежих идей. Им готовы подражать.

Раньше подражали кому? Талю, Спасскому, Петросяну. Каждый из них неповторим как личность. Сейчас в шахматах в определенном смысле наступило безвременье. Мода на универсалов – это ведь и есть безвременье. (заметно оживляясь) Вот мне интересно: что было бы, если бы Морозевич не проигрывал сильнейшим шахматистам мира?

То есть ли бы Морозевич поднялся на самую вершину – стал бы он законодателем мод?

Да!!! Возник бы шахматный бунт или нет? Смута? Александр все-таки – не компьютерный шахматист, он всегда ищет исключение из правил, а мода на поиск исключений – куда она нас может завести? Вот это мне чрезвычайно любопытно. Но это лишь умозрительные рассуждения, потому что до тех пор, пока он будет выигрывать турниры типа Биля, но неизменно уступать шахматистам равного с ним класса, его поиски основную массу шахматистов не увлекут. Боюсь, что он и такие, как он, останутся одиночками.

Давайте определимся: куда мы движемся? Матчи Каспарова с Карповым сформировали огромное направление в шахматах. Можно сказать, что десятилетия спустя шахматисты пользовались этим багажом, «проедали» это наследие. И Каспаров как лидер этого направления – он играл открытые варианты, все время что-то жертвовал, изобретал... И вот это направление себя изжило, исчерпало – как хотите, но только мир вдруг заиграл... Берлинскую стенку. А стенка есть стенка, хоть какая, хоть шахматная. Мне Ананд сказал любопытную вещь. В принципе, говорит он, шахматы – это равная игра. Равная! И отличие белых от черных заключается в том, что белые, чтобы «не вылететь» из равенства, имеют право сделать две малозаметные ошибки, а черные – одну. И вот если принять эту логику – а Ананд гений еще и потому, что он находит простые формулировки для очень сложных вещей – то становится ясно, в каком направлении идет сегодня мода. Если главное – не вылететь из равенства, то, во-первых, надо смотреть позиции за черных, а не за белых, а, во-вторых, надо смотреть позиции с точки зрения нейтрализации угроз соперника. И компьютер помогает, он помогает решить именно задачу нейтрализации угроз!

Этот путь – путь к выжженному полю. Черные нейтрализуют инициативу, получается ничья. Путь Морозевича – вбок. Не разрушать угрозы противника, а поставить перед ним неожиданные проблемы, создать позицию, в которой ничего не понятно. «Бунт» Морозевича – я все время возвращаюсь к этой точке, к которой с разных сторон действительно многое сходится, – если бы удался, он привел бы к пересмотру всей концепции современных шахмат.

Из привычной и уже изрядно надоевшей ситуации мы бы попали в какое-то новое пространство.

Морозевич – он Другой! И нас он привел бы в какой-то другой, параллельный мир... А сейчас мы месяцами ждем – найдут белые в русской партии копеечный перевес или не найдут, найдут трещинку в Стене или она устоит... Все новаторство в современном шахматном мире свелось к тому, чтобы устоять. Посмотрите – такого нет ни в одном виде спорта. Везде развитие идет в сторону совершенствования атаки, чтобы в атаке было многое «можно», а в защите – многое «нельзя». Пересматриваются даже правила игры. Например, в волейболе: можно переносить руки блокирующего через сетку, отменили правило «перехода подачи» – очко теперь засчитывается с одного удара, а не с двух, как раньше. В футболе ограничивают правило офсайда – если нападающий находится на одной линии с защитником, он теперь не считается попавшим в офсайд и т.д. Это неспроста – нападение привлекает зрителя! Зритель хочет видеть атаку – в футболе, в волейболе, в шахматах – везде, во всех видах спорта.

Почему же шахматы пошли по другому пути, по пути совершенствования защиты, а не атаки? У меня есть своя версия на этот счет. Моду – так или иначе – диктует элита. Но на вершине шахматной пирамиды – матч на первенство мира. Что главное в матче для чемпиона? Выиграть? Нет! Главное – не проиграть! Крамнику главное – не проиграть, а он – безусловный законодатель мод. Но Крамник – он же не сам по себе готовится к матчу, за ним стоит бригада высококвалифицированных шахматистов: тот же Свидлер, Лотье, Ильескас и др. Какую он им ставит задачу? Найти варианты, которые не проигрывают. Так эта мода и спускается постепенно: сверху – вниз, с вершины пирамиды – к элитным гроссмейстерам, от них – еще ниже и т.д.

Вы сказали, что моду всегда диктуют чемпионы. В этой связи не кажется ли вам, что сейчас такое положение дел многократно усилено, причем по чисто психологической причине. Каспаров, Крамник – они же в турнирные шахматы играют чрезвычайно редко, у них за год – считанное количество партий получается. И любители шахмат (да и профессионалы) все время ждут, что после долгого молчания великие чемпионы покажут Нечто.

То есть от них ждут Откровения.

Да, как в любом другом виде творчества: если писатель или композитор по полгода «молчит», то все ждут, что когда он откроет рот, то скажет Нечто. Некое такое Слово, не рядовое.

Это у вас журналистский подход, вы как журналист хотите понять, какой интерес к этим персонам у шахматного сообщества, у простых любителей. Но рассудите как шахматист – и вы увидите, что вокруг каждой из этих персон находится масса квалифицированных помощников. Я ведь все время называю вам конкретные фамилии тех, кто потом найденные идеи употребит в дело на своем уровне.

Но зачастую – в сильно редуцированном виде. Взять для примера партию Свидлер – Тимофеев; Петр резко свернул в сторону, либо не желая, либо по контракту не имея возможности рассекретить наработки в основном варианте.

Неважно; профессионалы улавливают даже самые слабые сигналы, поступающие сверху. Как это происходит? Вот попадает «в руки» Каспарову или Крамнику новый помощник, молодой талантливый шахматист. И через какое-то время этот помощник вдруг начинает играть, к примеру, французскую защиту, чего раньше никогда не делал. Всё! Этого достаточно, чтобы сделать вывод: его патрон со всей своей командой «копает» французскую защиту. Основной вариант или побочный сыграл этот помощник – не имеет значения; сигнал все равно принят.

Это, во-первых. А, во-вторых, любой контракт когда-нибудь кончается, и помощники со всеми наработками выходят «на свободу». Снимается гриф секретности – неважно, через три года или через пять. И концепция – а, повторюсь, в настоящее время это прежде всего концепция защиты – становится видна в полном объеме.

2. Прагматичность современных шахмат заставляет элиту жертвовать красотой игры. Главный вопрос, который они себе задают при выборе хода – а как в этой позиции сыграл бы компьютер? Но компьютерный анализ дает страшное для практика чувство: чувство опровержения. Вы жертвуете – компьютер опровергает, жертвуете – опровергает, жертвуете – опровергает, и так до тех пор, пока вы не станете бояться жертвовать, бояться опровержения. И дело становится уже не в конкретном ходе, а в общей боязни, доходящей порой до фобии. Что если компьютер опровергает раз за разом все ваши жертвы, то ваш подход к поиску хода ошибочен, а компьютерный – верен. И, следовательно, нужно перестроить свое мышление под мышление компьютера, скопировать его способ находить ходы. Посмотрите, как стал анализировать Каспаров – он же все время апеллирует к геометрии, все время стремится повторить вот эту самую компьютерную геометрическую логику!

Вот почему мне страшно понравился третий тур – Цешковский выиграл тогда и Тимофеев. Цешковский родом из, хотите – советской, хотите – отечественной шахматной школы. Он не боится, что его опровергнут, он не привык сверять свои мысли с компьютерной логикой. Цешковский – уже не боится, Тимофеев – еще не боится. Он еще сырой.

Но нынешний чемпионат – в отличие от чемпионатов советской поры – не носит отборочного характера. Почему же участники не раскрепощены? Почему в турнире, в котором никуда не надо отбираться, все равно преобладает прагматизм?

Допускаю, что это происходит неосознанно. Но в любом случае – мышление за один турнир не переделаешь. Вот вы – сколько раз за вечер в анализе вас опровергает компьютер? Уберите монитор хотя бы на полгода – и вы заиграете по-другому. Если бы Таль постоянно проверял свои идеи компьютером, он никогда не стал бы тем, кем он стал. Ведь он как рассуждал за доской? Опровергнет соперник одну идею – не беда, придумаю другую, другую опровергнет – найду третью, и так до тех пор, пока соперник не сломается. Ведь основа комбинации – не счет, а интуиция, интуитивное чувство – здесь что-то есть, что-то интересное, надо бы это покрутить... А компьютер – и это самое страшное – напрочь убивает интуицию, потому что приучает только к точному счету. Почему сейчас Каспаров стал залезать в немыслимые цейтноты, которых раньше у него и близко не было? Из-за возраста? Нет, но потому, что теперь он хочет все досчитать до конца. Он не верит собственной интуиции! Это уже другой Каспаров.

Таля учил играть в шахматы Кобленц. Сейчас людей учит играть в шахматы... экран.

Я скажу больше: если бы я знал, когда начинал заниматься шахматами, что в конце концов мы придем к компьютеру, бросил бы это занятие. Ведь что показывают детям, чтобы привлечь их интерес к игре? Показывают комбинацию – это красиво, это завораживает. Так вот, компьютер выступает в роли бухгалтера. Он будто говорит тебе: ты задумал комбинацию? – э, нет, ты жулик, а не комбинатор. Ты обманываешь игру, а я ее от тебя защищаю. И опровергаю!

Хочу закончить разговор таким вопросом. Участникам остается сыграть еще больше половины турнира. Увидим ли мы хотя бы одну партию, хотя бы один ход, о котором можно будет без обиняков сказать: да, это шедевр.

Увидим – по одной простой причине. Есть признанный фаворит, есть Каспаров – он выиграл первую партию, и многие подумали – ну, теперь-то он пройдет турнир, как нож сквозь масло. Не вышло, а побеждать надо, и с его стороны накапливается критическая масса энергии. С другой стороны, критическая масса накапливается и у его конкурентов. Они видят раненого льва, видят, что с ним можно и нужно бороться, и вот это прагматичное чувство, что главное – не проиграть, в какой-то момент должно уступить азарту: а что, если... Вот в поединке Каспарова с кем-то из молодой элиты и должен родиться шедевр.

* * *

Шахматное содержание 5-го тура исчерпывается несколькими событиями. Вновь не выиграл Каспаров (черными у Епишина) и, на первый взгляд, имел не слишком-то много шансов на победу. Вновь (если не считать выходного дня) проиграл Цешковский; в пресс-центре гроссмейстер Ю. Разуваев высказался в том духе, что «Бареев очень любит играть с творческими шахматистами, потому что те проигрывают сами». Цешковский – пожалуй, единственная фигура, по поводу которой в пресс-центре не возникает ни малейших разногласий. Виталию Валерьевичу симпатизируют все! И, в общем, есть такое неприятное чувство, что два поражения подряд могут сказаться на его игре негативным образом.

Вторую партию на турнире выиграл Дреев – и догнал лидировавшего в одиночестве Грищука. Выиграл в своей манере – «урока на заданную тему». Я было подвесил в пресс-центре воображаемый лозунг: «Дреев – это Рубинштейн сегодня!», но мои коллеги к столь глобальным выводам пока не готовы.

И, наконец, снова не выиграл Морозевич. Если на тотализаторе была такая ставочка, что первую победу Александр Сергеевич одержит не ранее 7-го тура (в 6-м у Моро снова выходной), и эту ставочку кто-нибудь сделал, то этого человека нужно срочно вызвать Куда Надо, чтобы использовать его невероятные провидческие способности во благо государства. Потому что вероятность такого события перед началом турнира расценивалась как одна на миллион.

Вот, собственно, и всё. Тур закончился около 11-и вечера, я вышел из гостиницы «Россия» – снег продолжал идти, не кружась и не тая, а просто равномерно, слой за слоем покрывая – уже не землю, а предыдущие слои снега. Бибикнул чей-то танк – я отскочил в сторону и увяз в снегу выше, чем по колено. Какое-то время я ничего не предпринимал, стоял и смотрел, как падает снег. Мне было хорошо так, как давно уже не было, и я знал, почему. Помните:

 

Я не то что сошел с ума, но устал за лето,

За рубашкой в комод полезешь, и день потерян.

Поскорее бы, что ли, пришла зима и занесла все это –

города, человеков, но для начала зелень.

 

Она пришла и она занесла – все это. Пусть на один день, но если стоять и не шевелиться, кажется, что этот день продлится дольше. А потом все равно закончится.