Роберта Джеймса Фишера – единственного иностранца, всерьез посягнувшего на гегемонию СССР  в шахматах и в конце концов в одиночку обыгравшего (а вернее, разгромившего в пух и прах) знаменитую «советскую шахматную школу» (а произошло это в начале 1970-х), – отечественная пропаганда поначалу объявила кретином (не закончил школу, не интересуется ничем, кроме шахмат, совершает нелепые поступки, делает идиотские высказывания и вдобавок требует денег буквально за каждое сказанное слово, да и вообще всякий раз выдвигает непомерные и заведомо невыполнимые требования) – и только потом, с запоздалым облегчением, сообразила: нет, он все-таки сумасшедший. Ведь только сумасшедший способен отказаться от матча на 5 миллионов долларов (в 1975 году; на нынешние деньги это 20 миллионов) с «мальчиком для битья», каким по сравнению с непобедимым чемпионом казался тогда юный претендент, – и от десятков миллионов, которые сулила ему реклама; только сумасшедший (ну, не Архимед же?) мог пренебрежительно отмахнуться от приглашения в Белый дом, к самому президенту; только сумасшедшему взбрело бы в голову обречь себя на добровольное пожизненное затворничество (прерванное лишь однажды) в самом зените славы и навсегда отказаться от все новых и новых побед над уже поверженным им (но тоже всего только раз) человечеством.

В Америке же, чуждой подобных психологических изысков, его сумасшедшим так и не признали. Кретином – да, кретином и сумасбродом – сколько угодно, а сумасшедшим – нет. Уголовное преследование одиннадцатого – и величайшего – чемпиона мира по шахматам растянулось на долгие десятилетия. Всего пару лет назад его – уже шестидесятидвухлетнего старика с всклокоченной бородой и безумно горящими глазами – арестовали в Японии и чуть было не экстрадировали в США, где Фишера предположительно ожидало двадцатилетнее тюремное заключение за нарушение бойкота Югославии и неуплату налогов (в 1992 году он сыграл в подпавшей тогда под международные санкции стране символический матч-реванш с Борисом Спасским и заработал на этом три миллиона); сам же Фишер утверждал, что США украли у него как минимум сто миллионов, – что, правда, скорее всего было одним из проявлений его безумия.

Политические взгляды Фишера (мать которого, кстати, была еврейкой и коммунисткой, номинальный отец – немцем и коммунистом, а фактический – евреем-физиком, участником «Манхэттенского проекта» по созданию атомной бомбы) с годами не столько эволюционировали, сколько (как Россия – Сибирью) «прирастали» по мере развития душевного заболевания все новыми и новыми экзотическими побегами... Начал он с профессионально шахматного антисоветизма («русские» играют договорные матчи; таковы, в частности, были и все матчи Карпова с Каспаровым, - утверждал он уже много лет спустя), продолжил антикоммунизмом тотальным, к которому постепенно, но неуклонно присоединились оголтелый антиамериканизм и патологический антисемитизм. Фишер утверждал, что евреи правят миром – и Америкой в частности и в особенности, - что никакого Холокоста не было, что ни Израиль, ни США не имеют права на существование; он приветствовал ООП, Хамас и террористическую атаку на Башни-Близнецы 11 сентября 2001 года... Он отказывался лечь в больницу – сначала в Японии, а потом – в предоставившей ему политическое убежище Исландии (что в конечном счете и свело его в могилу), потому что и там, и тут ему мерещились «убийцы в белых халатах» (еврейского, разумеется, происхождения). Даже говоря о своем друге и сопернике Спасском (а милейший Борис Васильевич и сам слывет заядлым юдофобом) и отзываясь о нем с большой теплотой, Фишер безосновательно припечатывал: «Однако нельзя забывать, что Спасский – еврей».

Антисемитизм в шахматах (давший первый толчок в целом бредовому мировоззрению Фишера) имеет полуторастолетние корни. Аристократическая забава, какой сыздавна слыли шахматы, во второй половине ХIX века они – наряду и разве что не наравне с музыкой – превратились для еврейской бедноты в средство чуть ли не массового выхода из гетто (а в России – из черты оседлости). В результате все, кроме евреев, почувствовали себя в шахматах дискриминируемым меньшинством! Отсюда и юдофобские высказывания Михаила Чигорина, и дурно знаменитая статья Александра Алехина «Об арийских и еврейских шахматах», опубликованная в нацистской прессе, и многое другое... В середине ХХ века, когда начал играть Фишер, картина была во многом аналогичной – едва ли не все гроссмейстеры СССР, с которыми ему приходилось бороться, были евреями или полуевреями; евреем был и американец польского происхождения Самуил Решевский (единственный, кого Фишеру не удалось победить; их матч был прерван при равном счете; причем победу присудили и весь приз вручили Решевскому; Фишер потом долго, но безуспешно судился с облапошившими его «евреями»); евреем был и сам Фишер, хотя неизменно отрицал это – и, спору нет,  он, подобно самому Алехину, играл в безупречно «арийские» (то есть атакующие) шахматы.

(Любопытно, что сейчас еврейского преобладания в шахматах не наблюдается – ни в России, ни в бывшем СССР, ни в мире. Народ Рассеяния нашел другие пути самореализации... Как по другому поводу заметил некогда известный советский драматург: «Давно пора разрешить частную торговлю, чтобы московские евреи прекратили наконец писать пьесы о Ленине». Парфянская стрела была пущена в знаменитого Михаила Шатрова – и тот действительно, с началом перестройки, забросил драматургию и небезуспешно занялся частным предпринимательством.)

С антиамериканизмом – сложнее. Фишеру, казалось бы, удалось осуществить Великую Американскую Мечту – разбогатеть, прославиться, а главное, победить всех, – пусть и произошло последнее всего лишь на шестидесяти четырех черно-белых клетках. Но экзистенциальное значение его личной победы влиятельные соотечественники (особенно преуспел в этом плане тогдашний госсекретарь Генри Киссинджер) поспешили подменить символическим: это не Фишер (или не просто Фишер) в одиночку обыграл «русских»  в шахматы, это США продемонстрировали всему человечеству, что выигрывают и вот-вот выиграют у СССР холодную войну! Кстати, главные успехи Фишера начались в 1970 году – сразу же после высадки американцев на Луну. (Обитатели «шарашки» из солженицынского романа «В круге первом» еще в середине ХХ века спорят о том, «когда мы высадимся на Луну». И самый прозорливый из них предсказывает: первыми на Луну высадятся американцы!) И теперь ему, чемпиону мира и (не будем забывать) сыну убежденной коммунистки, показалось, что его подвергли – вернее, вздумали подвергнуть – беспощадной капиталистической эксплуатации!

Сугубо шахматный аспект фишеровского безумия был таков: «председатель шахматного профсоюза» (по слову все того же Спасского), он привлек к древней игре внимание сотен миллионов, он привнес в шахматы большие деньги, он первым поставил вопрос о создании внешних условий, необходимых для идеального ведения шахматной партии (до Фишера все условия диктовали спонсоры, в роли которых в послевоенное время чаще всего выступали Советы), он – повторим это еще раз – в одиночку разгромил советскую шахматную школу, – и после всего этого почувствовал себя вправе диктовать шахматному миру собственные правила игры (среди которых, наряду с некоторыми гениальными озарениями, нашлось место и явно эксцентрическим прихотям). Советы возмутились, Запад отнесся с пониманием и терпением, – но и у этих завидных качеств имелись свои лимиты. Из пятидесяти (примерно) фишеровских условий, постепенно уступая натиску,  приняли сорок девять; одного не приняли (Фишер потребовал, чтобы новым чемпионом мира признавали лишь того, кто обыграл предшественника с перевесом как минимум в два очка) – и тогда он отказался принять вызов от претендента – и, как выяснилось позднее, навсегда ушел из шахмат!

Ушел – но куда? Да в шахматы же, потому что ничто иное его просто-напросто не интересовало.

Меж тем, классические шахматы на Фишере, строго говоря,  и закончились. Уже следующий матч на мировое первенство Карпов – Корчной превратился, по сути дела, в соревнование двух сборных (советской и «космополитической»); еще в большей мере то же самое можно сказать о серии матчей Карпова с Каспаровым; – а с середины 1990-х и особенно в 2000-х определяющую роль начала играть компьютерная подготовка – и тут же даже на самом высоком уровне заговорили о пресловутом «читерстве» (то есть об электронных подсказках прямо во время партии). Как раз когда я пишу эти строки, один из чемпионов мира «блестяще» обыграл другого (Топалов – Крамника), сделав больше двадцати ходов по компьютерному анализу на основе «дебютной бомбы», придуманной одним из его секундантов. В домашней обстановке «выковывается» и большинство нынешних побед. А когда сталкиваются два компьютерных анализа, гроссмейстеры «убегают» (или один из них «уползает»)  на ничью. Фишер в такие шахматы (ростки которых он еще десятилетия назад сумел разглядеть в установках советской шахматной школы) не играл в принципе!

И он изобрел другие шахматы – «шахматы-960» (или «шахматы Фишера») – игру, обещающую вернуть шахматам их начисто исчезнувшую было прелесть, сдвоенное имя которой – изначальное равенство шансов и безусловная справедливость окончательного результата. Исчерпанность сегодняшних шахмат (на иной взгляд, все же не столь очевидная) привлекает к «шахматам Фишера» все новых и новых поклонников. Сам Фишер до самой кончины хотел сразиться в «шахматы-960» с чемпионом мира Анандом или, лучше, с Каспаровым.

Как шахматист Фишер был и остается недостижимым идеалом. Никого равного ему не было до и не появилось после. (Капабланка? – Но он не любил шахматы. Карпов? – Но он играл слишком осторожно. Каспаров? – Но большинство его побед, одержанных за доской, подготовлено в «домашней лаборатории». – Да и никто из великих чемпионов не демонстрировал столь подавляющего превосходства над всеми без исключения современниками, как Фишер... Вот разве что Пол Морфи... Но Морфи жил сто пятьдесят лет назад – и, как сам Фишер, обыграв однажды всех, отошел от дальнейшей состязательной практики, стал затворником и в конце концов сошел с ума.)

Вернемся однако же к литературе. К «Шахматной новелле» Цвейга, с второстепенным персонажем которой – чемпионом мира (кретином) Чентовичем – Фишера так долго (и столь презрительно, а во многих случаях и злокозненно) путали, и к «Защите Лужина». На самом деле Фишер проделал путь главного героя новеллы – аристократа и интеллектуала, – но проделал его в обратном порядке: сначала обыграл действующего чемпиона мира, потом претерпел нервный срыв, принялся играть в шахматы только сам с собой и, наконец, угодил в темницу. Да и сам его уход – отказ от врачебной помощи из страха перед тем, что не угодного им пациента залечат «исландские евреи», – подобен прыжку безумного Лужина из окна.