20.07.2009 А.В.Черепков. ПОСЛУШАЙТЕ РЕБЯТА, ЧТО ВАМ РАССКАЖЕТ ДЕД

«ПОСЛУШАЙТЕ, РЕБЯТА, ЧТО ВАМ РАССКАЖЕТ ДЕД»

       

О времени прошедшем.

 

 

В далеком 1934 году в физкультурном секторе Дворца культуры им. С. М. Кирова (27-я линия Васильевского острова) открылся шахматный кружок (или школа) под руководством мастера А. М. Батуева.

К этому времени я уже был «завзятым» любителем мудрой игры и одним из лучших шахматистов своей школы. Я имел «хорошую» шахматную практику, беспрестанно играя матчи из 10 или 12 партий со своим другом и одноклассником Симкой Гуревичем, ныне доктором физико-математических наук, профессором и почетным академиком Киргизской АН... Конечно, мы с ним воспользовались случаем и поступили в эту батуевскую школу. Надо сказать, что набор ребят в нее проходил «на ура», поскольку, во-первых, Батуев принимал всех, а во-вторых, личность руководителя была очень неординарной.

Андрей Михайлович Батуев был очень симпатичен внешне, обладал прекрасно поставленным голосом (он тогда еще пел в хоре Академической Капеллы), импозантными манерами, был остроумен, весел и жизнерадостен. Он как-то сразу очаровывал собеседника, и с ним было легко и радостно, его талантливость не вызывала сомнений (кстати сказать, Андрей Михайлович подрабатывал там же, в физкультурном корпусе, аккомпаниатором на спортивной гимнастике), и потому тот, кто приходил к Батуеву, уже от него не уходил. Фактически у нас самопроизвольно возник рабочий шахматный клуб, без какого-либо печатного устава, но зато с превосходным «председателем».

Андрей Михайлович организовывал различные турниры, проводил сеансы одновременной игры, часто с приглашением известных мастеров. Нередко игрались так называемые консультационные партии, и особенно популярна была игра «а темпо» (без часов, конечно) с самим Батуевым, который, давая какую-либо фору в диапазоне от коня до ферзя очередному юнцу, беспрерывно «обзванивал» своего партнера различными шутками и прибаутками, не забывая при этом подбодрить и себя обращением: «Жми, Андрюша, не тушуйся», – и все в таком роде. Подначки А. М. делали свое дело, отвлекая внимание партнера от сути позиции, и чаще всего он терял нить игры, ошибался и позволял А. М. закончить партию красивой комбинацией под общий хохот и восторг других «жаждущих» сразиться с тренером. Помнится, что у нас в гостях побывали такие шахматисты, как В. И. Ненароков, И. Л. Рабинович, В. И. Чеховер, В. А. Алаторцев, Г. Я. Левенфиш, В. А. Раузер, Г. М. Лисицын и другие мастера.

Темы шахматных лекций Батуев предварительно «согласовывал» с народом. Конечно, все соглашались с его мнением. Большинство лекций были рассказами об истории шахмат, о великих шахматистах прошлого, о чемпионах мира, о значении стратегии и тактики. Проводились конкурсы решения комбинаций, задач, этюдов. Вот только не могу вспомнить ни одной лекции по дебютной части. Хотя и в то время были серьезные трудности с приобретением шахматной литературы, я сумел раздобыть сборник партий М. И. Чигорина в мягкой обложке и с наслаждением штудировал их.

В один из дней конца 1934 года прошло присвоение категорий участ­никам кружка. Это выглядело так: специальная выездная квалификационная комиссия шахсекции города принимала «экзамен» у юных шахматистов. Задавались вопросы на шахматные темы, предлагалось решить примеры комбинаций или задач (этюдов). До сих пор испытываю гордость, что мне, как и чемпиону Василеостровского района Николаю Вольскому, а также некоему Сеньке Шешину была присвоена четвертая категория! Большинство остальных ребят получили пятую, кое-кто остался без категории.

Вольский, Шешин и я были допущены в полуфинал первенства школьников Ленгороно (таково было официальное наименование шахматных соревнований школьников города). Выступил я в своем полуфинале успешно и вышел в финал. Моему успеху, безусловно, способствовало «случайное» обстоятельство.

В доме 14 на 11-й линии В. О. (угол Большого проспекта), где жил Симка Гуревич, двумя этажами ниже проживал известный шахматный теоретик, мастер Всеволод Альфредович Раузер. Мы с Симкой иногда напрашивались в гости к Раузерам (он жил вместе с матерью) и слушали его аргументы в пользу хода 1.е2–е4!, а также смотрели его партии, демонстрируя которые, он по ходу игры объяснял ситуацию на доске, стратегические идеи и значение стратегических принципов. Объяснял нам почему во французской защите после 3.¤с3 Ґb4? он ставит вопросительный знак к ходу черных. Он говорил, что не видит логики в том, что черные, поставив свои пешки на белые поля, вдруг торопятся менять защитника черных полей на какого-то коня! «Это антипозиционно и ведет к хронической слабости черных полей», – заключал он.

Забегая вперед, скажу, что «слабые поля» настолько въелись в мое понимание шахматной стратегии, что я долгое время, будучи уже достаточно опытным шахматистом, не мог заставить себя  играть защиту Нимцовича (с какой стати менять «хорошего» слона?!), ревниво поглядывая при этом, как другие игроки набирают очки в турнирную таблицу именно этой защитой.

Поклонник З. Тарраша, мастер Раузер любил «порядок» на шахматной доске, и там, где ему удавалось привести в действие свою систему игры, – он играл превосходно. Во время наших посещений Раузеров его мама непременно потчевала нас чаем с вареньем и печеньем.

Финал шахматного первенства Ленгороно начался вроде бы в конце мая 1935 года. Меня почему-то не известили о начале турнира. Но вот в предпоследний день мая к нашему дому 30 на 5-й линии подкатывает автомобиль (по-моему, впервые за все время существования нашего дома), из него выбегает А. М. Батуев и поднимается в нашу коммунальную квартиру на 3-м этаже. Звонит, заходит, хватает меня и тащит вниз, по дороге объясняя, что к чему. Спустились. У машины гурьба ребятишек из нашего дома. Мы садимся в машину, и автомобиль отъезжает; вдогонку слышны голоса пацанов: «Во, Шурка Череп дает!»

Приехали мы к Дому учителя на Мойке (Юсуповский дворец) и идем в помещение шахклуба. Батуев сухо здоровается с инспектором Ленгороно по шахматам (была тогда такая должность) Г. Сомовым, и мы проходим на жеребьевку так называемого «малого» финала. После жеребьевки сразу же начинается первый тур.

Как выяснилось потом, «малый» финал был организован экспромтом в связи с угрозой скандала со стороны Батуева, который, прибыв накануне на финал «большой» и не увидев среди участников меня, потребовал объяснений. Поскольку удовлетворительных объяснений о причинах моего отсутствия среди игроков финала он не получил, то пригрозил, что не потерпит безобразия, содеянного с единственным представителем Василеостровского района, законно вышедшим в финал, и дойдет до самых верхов ГОРОНО. Поскольку в «большом» финале игрался уже третий или четвертый тур, единственным выходом стала организация «малого» финала из числа участников полуфиналов, занявших места вслед за выходными.

Итак, «малый» финал начался, и моим противником в 1-м туре оказался чемпион Петроградской стороны некто Сердюков. Я был явно деморализован стремительным развитием событий и потому «для верности» начал партию ходом 1.d4, а после 1...¤f6 2.c4... получил 2...е5!? Будапештский гамбит оказался нетронутой темой в моих дебютных познаниях, и я «поплыл». После полутора часов игры стало ясно, что мне не избежать скорбной участи. Проигрывать в первом туре после всех моих передряг как-то очень не хотелось, и я стал рассматривать самые фантастические продолжения. Наконец родилась идея. Я бросил свой королевский фланг на «съедение» противнику и сгруппировал свои фигуры на ферзевом, замуровал короля и начал методично подставлять Сердюкову последние фигуры, которые еще могли двигаться. Сердюков уверенно уничтожал вражеский материал своими легкими и тяжелыми фигурами, но вдруг, после очередного «обжирательства», он услышал мой радостный крик – «Пат!». Сердюков непонимающим взором окинул доску: армада черных прижала в углу доски короля белых и еще пять или шесть фигур и пешек при нем. Невероятно, но факт – ходов у белых действительно не было, все их фигуры были связаны и перевязаны! Ничья вследствие пата!.. Мой Сердюков долго молча качал головой, рассматривая эту своеобразную «мансубу» XX века, и вдруг, взявшись руками за свои роскошные темные волосы, с мычанием стал биться головой о доску с шахматами...

После этого памятного начала в дальнейшем ходе турнира я выступал успешно, и, проиграв лишь одну партию Диме Горшкову с Выборгской стороны, уверенно взял первое место. Призом была грамота, шахматный жетон с выгравированными фамилией победителя, наименованием турнира, датой и занятым местом. Кроме того, мне вручили путевку в физкультурно-спортивный лагерь на озере Селигер.

За успешное выступление в этом турнире я был включен в состав 1-й команды ГОРОНО (десятка сильнейших шахматистов-школьников) и стал ходить на занятия к Петру Арсеньевичу Романовскому, в кабинет шахматных мастеров, помещавшийся в ЦДРФК (Центральный Дом работников физической культуры). Все это время, вплоть до следующего первенства школьников 1936 года, где я разделил 2-3 места с Колей Копыловым (впоследствии известный воронежский мастер Николай Георгиевич Копылов), ребята меня поддразнивали: «А вот и малый чемпион».

О занятиях с П. А. Романовским, о работе кабинета мастеров ЦДРФК, где встречались ведущие шахматисты города, о сеансе одновременной игры экс-чемпиона мира д-ра Эмануила Ласкера, проведенном в 1936 году в главном фойе ЦДРФК – требуется отдельный разговор. А я уже и так «зарвался» в описаниях отдельных сторон шахматной жизни города. Прощения просим!

 

...

В 1/4 финала XXII чемпионата СССР (Ленинград, октябрь 1953 г.) были сыграны следующие две пар­тии-«близнецы».

 

А. Черепков – Н. Копылов  A85

1 тур

 

1.¤f3 c6 2.b3 d6 3.d4 f5 4.Ґb2 ¤f6 5.e3 g6 6.Ґd3 Ґg7 7.¤bd2 a5. Все это входит в план построения позиции черных.

8.0-0 ¤a6 9.a3. «На всякий случай», от ¤b4 и а4.

9...0-0 10.¦e1 ўh8 11.¦b1. Препятствуя возможному 11...e5.

11...¤c7 12.c4 Ґe6 13.¤g5 Ґg8. Николай Георгиевич закончил построение своей схемы расстановки фигур в любимом варианте голландской защиты.

14.e4. Пора действовать, а то противник опередит!

14...e6 15.¤df3!? ¤d7. На 15...h6 возможно 16.¤h4! Јe8 17.ef5 gf5 18.Ґf5!ќ или 16...hg5 17.¤g6 ўh7 18.¤f8 Јf8 19.ef5±.

                                   

16.h4! h6 17.¤h3 Ґh7 18.ef5 ef5. Свои неудобства есть и у 18...gf5 19.¤f4 Јe8 20.¤e6!±.

19.Јc2 ¤f6 20.¤f4 ¦c8 21.¦bd1. Централизация и подготовка продвижения d4–d5.

21...b5?! Активность черных запоздала.

22.cb5! cb5 23.Јd2! a4 24.ba4 ba4 25.d5!±

 

 

25...¦b8. Очевидно, что нельзя ни 25...¤cd5? из-за 26.¤e6, ни 25...¤fd5 ввиду 26.¤g6!ќ.

26.Ґa1. Слона необходимо «спрятать» от ладьи Копылова, ибо его «коронка» на шахматной доске – охота ладьей за легкими фигурами противника, а чернопольный слон мне ох как нужен!

26...Јd7 27.¤e6 ¦f7. Не сладко и 27...¤e6 28.de6 Јe8 (28...Јe7 29.h5 g5 30.¤d4±) 29.Ґc4!?±.

28.¤xg7 ўxg7 29.¤g5! hg5. А что делать? Если 29...¦ff8, то 30.¤e6 ¤e6 31.de6 Јc6 (31...Јe7 32.Ґc2±) 32.e7 ¦f7 33.¦e6 Јd7 (33...¦e8 34.Јb2ќ) 34.¦de1 ¦e8 35.¦f6 ¦f6 36.Јc3ќ.

30.hg5 ¤ce8 31.¦e6 ўg8 32.gf6 ¤c7 33.¦de1 (… ¦e7) 33...¤xd5. Проигрывает незамедлительно, но спасения нет и при других продолжениях. На 33...¦e8 следует 34.Јe3 ¦ef8 (34...¦ff8 35.¦e7 … ¦g7, Јh6) 35.¦e7 Јd8 36.Ґc4 с дальнейшим Ґd4, и черные парализованы, от угроз Ґb6 и Јh6 защиты нет. Примерный вариант: 36...Јc8 37.Ґd4 Јd8 (37...¤a6 38.Ґa6 Јa6 39.¦f7 ¦f7 40.Јe8 ¦f8 41.f7#; 37...¤a8 38.Јh6 ¤c7 39.Јg7 ¦g7 40.¦g7 ўh8 41. f7ќ) 38.Јh6 (… Јg7) 38...¦e8 39.¦f7ќ или 38...¤e8 39.Ґb5ќ.

34.Ґc4 ¤b6 35.¦e7 ¤xc4 36.Јd5 ¦bf8 37.¦xd7 ¤b6 38.¦xf7. Проще было форсировать мат: 38.Јf7! ¦f7 39.¦e8 ¦f8 40.¦g7 ўh8 41.¦f8 Ґg8 42.¦fg8#.

38...¤xd5 39.¦g7+ ўh8 40.f7!

Каков спрятанный слон а1?!

1 : 0

 

А. Черепков – Е. Кузьминых  E47

12 тур

 

1.d4 ¤f6 2.c4 e6 3.¤c3 Ґb4 4.e3 0-0 5.Ґd3 c5 6.a3 Ґa5. Можно, конечно, и так, но без больших дивидендов.

7.¤ge2. В партии Штальберг – Болбочан (Мар-дель-Плата 1947) было 7.¤f3 d6 8.0-0 ¤c6 9.Јc2 Јe7 10.b3І.

7...d6 8.0-0 ¤c6 9.Јc2 Ґd7 10.b3 Јe7 11.Ґb2 ¦ac8 12.¦ad1 ¦fd8 13.¤e4!? Черные свой последний ход сделали явно «из общих соображений», и белые немедленно реагируют на «вялую» игру своего визави.

13...¤xe4 14.Ґxe4 f5. Выглядит сомнительно, ибо ослабляет пешечную структуру королевского прикрытия.

15.Ґd3 Јf7 16.e4 ¤e7. Или 16...¤d4 [16...cd4 17.ef5 e5 18.b4 Ґc7 (18...Ґb6? 19.c5!ќ) 19. Ґe4 ўh8 20.¤g3±] 17.¤d4 cd4 18.ef5 e5 19.f4І.

17.ef5 ef5. Чуть лучше 17...¤f5 18.dc5 dc5 19.Ґe4І.

 

 

18.d5. Конечно! Надо захватить пространство и открыть дорогу слону b2.

18...¤g6 19.¤g3 ¦f8 20.f4. Очевидный ход.

20...¤h4 21.Ґe2 Јg6. На 21...Јe7 я продолжал бы 22.¦d3 … Ґh5, Јf2.

22.¦f2 Јe8? Ошибка в трудной позиции. На 22...Јh6 неприятно 23.¤h5 ¦f7 24.¦d3 (… ¦h3), и если, например, 24...Ґd8, то 25.¦h3 (… g3) 25...g6? 26.Јc3ќ.

23.¤h5 ¦f7

 

 

24.Ґxg7!ќ Јe3 25.Ґa1 ¦cf8?! Когда нет хороших ходов, делают плохие. На 25...ўf8 последовало бы 26.¦d3 Јe8 27.Јb2 ¤g6 28.¤f6 Јd8 29.Ґh5, и можно сдаваться.

26.¦d3 Јe7 27.¦g3+ ¤g6 28.Јb2

 

 

Внимание! Какой «сквозняк» на большой диагонали!.. И опять этот чернопольный слон на а1!

1 : 0

 

А. Черепков – А. Лутиков  C12

XXIV чемпионат Ленинграда, 1950

 

1.d4 e6 2.e4 d5 3.¤c3 ¤f6 4.Ґg5 Ґb4. Вариант Мак-Кэтчона, имеющий своих сторонников и сейчас.

5.e5 h6 6.Ґc1!? Рекомендация В. А. Раузера.

6...¤e4 7.Јg4 ўf8. На 7...g6 следует 8.a3 Ґc3 9.bc3 c5 10.Ґd3 ¤c3 (к выгоде белых 10...Јa5 11.¤e2 cd4 12.Ґe4 de4 13.Јe4 dc3 14.0-0! – А. Суэтин) 11.dc5 Јa5 (11...¤c6 12.Ґd2!) 12.Јb4!І, Лутиков – А. Никитин (Москва 1958).

8.¤ge2 c5 9.a3 Ґa5. Опасно для черных 9...Јa5?! 10.ab4! Јa1 11.¤e4 de4 12.bc5 с грозной позицией белых в центре при материальном равенстве.

10.b4 ¤xc3. В партии Раузер – Белавенец (Ленинград 1937) было 10...f5?! 11.Јh3 cb4 12.¤e4 de4 13.ab4 Ґb4 14.c3 Ґe7 15.¤f4 Јe8 16.Ґc4 Јf7 17.d5! с атакой.

11.ba5. В честь В. Раузера! Вересов против Багирова (СССР 1955) продолжал здесь 11.¤c3 cb4 12.¤b5 b3 13.Ґd2 Ґd2 14.ўd2 Ґd7 15.¤d6 Јa5 16.c3 b2 17.¦b1 Јa3 с очень острой игрой.

11...¤xe2 12.Ґxe2 ¤c6. А. Суэтин в монографии «Французская защита» указывает вариант 12...cd4 13.Јd4 ¤c6 14.Јc5 Јe7 как благоприятный для черных.

13.c3 Јxa5 14.Ґd2 b6. Если 14...Јa4, то 15.Јf4 cd4 16.Ґh5 ¤d8 17.0-0!›; возможно и 14...cd4 15.cd4 Јa4 16.Ґc3 (16.Ґe3 Јa5 17.Ґd2 Јa4) 16...Јc2 17.Јf3 Ґd7 18.0-0 с определенной компенсацией за пешку.

15.a4! Вскрывает и теневые стороны идейного 14-го хода черных.

 

 

15...c4? Непоследовательно. Лучше смотрелся вариант 15...Ґa6 16.c4 ¤b4 17.cd5 Ґe2 18.Јe2 ed5 19.dc5 bc5 20.0-0›. А вот после закрытия центра (15...с4?) черные лишены активной контригры и в центре, и на ферзевом фланге, да и ферзь черных занимает на а5 крайне неудачную позицию, будучи отрезанным от своих фигур.

16.h4! Ґd7 17.h5 b5 18.¦h3. Рокировка белым не нужна, а ходом в тексте создается угроза 19.¦g3, и на 19...¦g8 (¦h7) следует 20.Ґh6!

18...¤e7 19.Ґd1! ba4 20.Ґc1! ¤f5 21.Ґa3+ ўe8. Дольше черные могли держаться при 21...ўg8 22.Јf4 Јd8 23.g4 ¤e7 24.¦g3 с последующим Ґc2 и g5, но и в этом случае вряд ли их ожидал благоприятный исход.

22.Ґc2 ¦g8

 

 

23.Јf4! Предупреждая 23...¦b8? ввиду 24.Ґf5 ef5 25.e6ќ и угрожая 24.g4 ¤e7 25.¦f3 ¦f8 26.Ґg6!ќ.

23...g5?! Проигрывает немедленно, но спасения уже не было.

24.hg6 fg6. Или 24...¦g6 25.g4 с неотразимыми угрозами.

25.Ґxf5 gf5. Не годилось 25...g5? 26.Ґg6!, а на 25...ef5 следовало очевидное 26.e6 Ґb5 (при любом другом ходе этого слона решает 27.Јd6) 27.¦h6 с угрозой 28.Јh4 Јd8 29.¦h8!, и надо сдаваться.

26.Јh4! ¦g7 27.Јf6

1 : 0

 

Жаль, не удалось показать эту партию мастеру В. Раузеру (он умер от голода в блокадном Ленинграде). Он был бы рад лишний раз увидеть торжество своих идей во французской защите.

 

Еще в 1934 году Ленинградским городским комитетом ВКП(б) и Ленсоветом было принято решение о создании в бывшей царской Аничковой усадьбе Дворца пионеров и школьников. Реконструкция помещений Дворца была поручена архитекторам А. И. Гегелло и Д. П. Кричевскому.

14 декабря 1935 года состоялось первое заседание Совета детского Дворца, на котором выступил гроссмейстер М. М. Ботвинник с предложением создать шахматный клуб для юных шахматистов и отвести им для занятий хорошее помещение. Предложение Михаила Моисеевича нашло понимание и у властей, и у будущей администрации Дворца. И вот в конце 1936 года юные шахматисты Ленинграда получили шикарный подарок: замечательное помещение в главном корпусе бывшего Аничкова Дворца с большой комнатой для общих занятий (или мероприятий в виде лекций и сеансов одновременной игры), и длинным коридором для проведения турнирных партий.  (В послевоенные годы это помещение было передано Клубу юных космонавтов имени Германа Титова, а шахматисты получили роскошное помещение бывшего рабочего кабинета императора Александра III.) Торжественное открытие  Дворца пионеров состоялось 12 февраля 1937 года. С этого момента начали работу все кружки и секции Дворца, а шахматисты уже считались «старожилами».

Первым завом шахматного клуба, как я помню, был известный ленинградский кандидат в мастера Александр Семенович Будо. Среди шахматистов города он имел прозвище «вечный кандидат» за стойкое невезение в турнирах высшего ранга (он дважды играл в финалах первенства СССР, но норму мастера так и не выполнил). Работа шахматного клуба тогда состояла в проведении квалификационных турниров, тематических турниров с определенными дебютами за белых и за черных, в приглашении известных шахматистов города для проведения лекций и сеансов одновременной игры, консультационных партий, где одна группа ребят с «наставником» играла против другой группы со своим «наставником».

Гостями клуба были и М. М. Ботвинник, и Г. Я. Левенфиш, И. Л. Рабинович, А. П. Сокольский, В. В. Рагозин, Г. М. Ли­сицын и другие. Особо мне хочется отметить цикл лекций по теории дебютов, проводившийся В. Г. Заком, впоследствии почти бессменным руководителем детских шахмат города, выдающимся тренером и методистом, нашедшим новые формы работы по подготовке и совершенствованию юных. Будущий заслуженный тренер СССР, вырастивший в послевоенные годы таких выдающихся шахматистов, как десятый чемпион мира Борис Спасский и постоянный претендент на звание чемпиона Виктор Корчной, очень доходчиво объяснял, почему надо обязательно самому проверять все книжные варианты и рекомендации, кстати, и его самого тоже.

С октября 1937 года заведующим шахклубом стал Самуил Осипович Вайнштейн, превосходный организатор и классный педагог. В целом направления работы клуба остались теми же, но Самуил Осипович продолжил совершенствование системы занятий с ребятами, перейдя от общих лекций для всех желающих к работе небольших групп юных шахматистов во главе с шефом-мастером. Так я стал заниматься у «своего» шефа – В. В. Рагозина.

Надо сказать, что  в то время особой заботой администрации Дворца было детское самоуправление в кружках и секциях, ну и, конечно, в нашем шахклубе был свой ребячий совет, куда меня общее собрание ребят почти единогласно утвердило председателем. Совет утверждал план мероприятий клуба, вносил предложения по совершенствованию работы и приглашению желаемых «гостей», следил за школьной успеваемостью членов клуба, выпускал стенгазету и, конечно, решал вопросы о приеме и исключении членов клуба, а также вопросы дисциплины и порядка. Через некоторое время я понял, что «сел не в свои сани» и лавров на этом поприще я не стяжаю. Так оно и вышло. На очередном перевыборном собрании по предложению С. О. Вайнштейна меня «ушли» с формулировкой «за бездеятельность». Сменил меня на этом «трудном» посту Рыжак (имени его, увы, не помню).

В 1938 году чемпионом города среди школьников стал Кирилл Виноградов, ныне доктор исторических наук, профессор и сильный кандидат в мастера, и сейчас успешно выступающий в соревнованиях ветеранов. (В 1999 году Кирилл Борисович стал бронзовым призером в польской Остраве Моравской, в проводившемся здесь первенстве мира среди инвалидов – официально оно именовалось «Олимпиада-99».) Я в первенстве школьников занял второе место, отстав от Кирилла на пол-очка.

В один из дней к нам в гости пожаловал сам Михаил Моисеевич – кумир не только юных шахматистов. Наша большая комната была заполнена «народом». Не помню тему короткой беседы Михаила Моисеевича, но по ходу ее он подробно отвечал на вопросы ребят. А в заключение С. О. Вайнштейн предложил мне показать Ботвиннику свою партию из первенства города с Фимой Столяром на демонстрационной доске, чтобы все ребята слышали мои комментарии и резюме Ботвинника. Старательно воспроизводя наши ходы в этой партии, я давал оценку отдельным ходам и позиции в целом, иногда сопровождая свои комментарии показом вариантов, подтверждающих мною сказанное. Все шло гладко, и Михаил Моисеевич одобрительно следил за течением партии, иногда вставляя отдельные замечания. Но вот в один момент он посчитал указанный мной вариант неверным и предложил свое опровержение, однако я с ним не согласился и с жаром стал доказывать правильность моего варианта. К чести Ботвинника, которому шахматная истина была всего дороже, он, вновь быстренько просчитав вариант, признал свою неправоту. Этот эпизод запомнился мне на всю жизнь.

Запечатлелось в памяти и одно из занятий в группе В. В. Рагозина, посвященное разбору домашних заданий, когда наш шеф стал показывать одну из прокомментированных мною дома партий (я сдавал ему свои комментарии как к выигранным, так и к проигранным партиям). Под общий хохот ребят он читал мои примечания к отдельным ходам и задумчиво приговаривал: «Странно и очень странно... Почему бы это Черепков к своим ходам ставит только восклицательные знаки, а к ходам противника одни вопросительные? Ведь если бы на самом деле Черепков играл так хорошо, а его противник так плохо, то Черепков давно уже выиграл бы партию, еще в дебюте!» При всем при том Вячеслав Васильевич был исключительно доброжелательным и душевным наставником, с ним было легко и приятно общаться. Совместный анализ и разработка новых продолжений дорогого стоили, а различных шахматных идей в голове Вячеслава Васильевича было предостаточно. Однако, как говорится, «и на старуху бывает проруха», и однажды в самый неподходящий момент я вздумал воспользоваться рекомендацией Рагозина в одном длинном теоретическом варианте и потерпел фиаско. Но об этом чуть позже.

Весной 1937 года в белоколонном зале главного корпуса Дворца пионеров состоялся большой шахматный праздник – сеанс одновременной игры американского гроссмейстера Р. Файна. Будущий победитель знаменитого АВРО-турнира 1938 года (1-2 место с П. Кересом) уже тогда считался одним из сильнейших шахматистов мира и был одним из главных претендентов на мировое первенство. Зрителей собралось множество, это были не только юные шахматисты, но и ребята из других кружков, администрация и многие любопытствующие работники Дворца, пришедшие посмотреть на знаменитость. Перед началом сеанса к Ройбену Файну с приветственной речью обратился красивый кудрявый мальчик в пионерской форме. Это был Марк Тайманов, пока еще больше музыкант, чем шахматист. Будущий выдающийся ленинградский гроссмейстер был уже достаточно знаменит среди ребят благодаря блестящему исполнению главной роли в «свежем» музыкальном фильме «Концерт Бетховена». Сеансеру были преподнесены цветы, и все было очень чинно. Сеанс проводился на 30 (или 35) досках, 5 шахматных столиков занимали девочки, среди которых были и Кира Зворыкина, и Ольга Игнатьева, впоследствии международные гроссмейстеры среди женщин.

Я сидел рядом с Колей Копыловым и воочию наблюдал за его любимой «криворужейной» игрой, каковой он явно озадачивал своего маститого противника. Если мне не изменяет память, их партия началась так: 1.с4 е6 2.¤с3 ¤f6 3.e4 d5 4.cd5 ed5 5.e5 ¤e4 6.¤e4 de4 7.Јa4 ¤c6 8.Јe4 Јd4... Что было дальше, не помню, но в результате короткой «заварушки» на доске у Копылова оказался лишний материал, и он быстренько выиграл. Первому победителю гроссмейстера был вручен памятный приз – трехтомник А. С. Пушкина, и он был «увековечен» на фотопленке. Кстати, Файна победил и К. Виноградов. К сожалению, меня ожидала другая судьба. В моей партии был разыгран вариант Краузе в защите Нимцовича; как выяснилось в дальнейшем, дебют я «не угадал». После ходов: 1.d4 ¤f6 2.c4 e6 3.¤c3 Ґb4 4.Јc2 c5 5.dc5 ¤a6 6.a3 Ґc3 7.Јc3 ¤c5 я сначала лишился одного слона, затем Файн «заставил» меня разменять ферзей и поменял оставшегося коня на моего белопольного слона, последовательно разменял на открывшейся вертикали «с» обе ладьи и перешел в эндшпиль с двумя слонами против двух моих коней. Помню, что он сначала ограничил подвижность моих «лошадей», а затем, централизовавшись, загнал в угол на ферзевом фланге моего короля, и, «стреножив» дальнобойными слонами моих коней окончательно, поставил меня почти в патовое положение. «Лучшим» выходом была сдача партии – что я и сделал. Я был очень недоволен поражением и с возмущением рассказывал товарищам о «неприятной» игре гроссмейстера. Понимаете, говорю, он же просто не дает играть! Так осторожно и прочно ставит свои фигуры, что к ним не подступиться!.. Сейчас я могу лишь сие подтвердить: действительно, Р. Файн благодаря своему незаурядному позиционному чутью все делал вовремя и уверенно предупреждал активную игру соперника.

Я был огорчен случившимся еще и потому, что в сеансе Андрэ Лилиенталя против сборной ГОРОНО в 1936 году я выиграл у гроссмейстера в атакующем стиле, в варианте Рихтера сицилианской защиты пожертвовав фигуру на поле b2 после его длинной рокировки, а тут такой афронт!.. Но у Лилиенталя была совершенно другая манера игры: он сам играл и давал играть сопернику, с удовольствием вступал в любые осложнения, в которых с блеском проявлялся его комбинационный талант. Все помнят его знаменитую партию с Х. Р. Капабланкой из гастингского турнира 1934/35 годов. Файн же в зародыше пресекал возможные осложнения. Впервые столкнувшись с такой «сухой» игрой, я так и не понял, почему проиграл партию, вроде бы не делал ошибок... По моему теперешнему мнению, Р. Файн был более совершенным «техником», чем даже великий Капа, и, думаю, вряд ли уступил бы в эндшпильной технике самому Роберту Джеймсу Фишеру.

Летом 1938 года во Дворце пионеров проводился тренировочный турнир с приглашением «экзаменаторов», в роли которых выступили мастер В. И. Созин и кандидат в мастера И. Ф. Калинин. Почти все участники турнира – школьники имели первую категорию. Это были: Юра Штейнсапир, Фридлендер, братья Гольдштейны – Иосиф и Давид, Игорь Маслов (новый талант), А. Черепков и еще четыре участника, имена и фамилии которых не помню. Турнир начался для меня весьма успешно. Я выиграл у Гольдштейнов, сыграл вничью с Фридлендером, выиграл у И. Ф. Калинина и отложил партии с Ю. Штейн­сапиром и В. И. Созиным, где Созину предстояло просто сдаться, так как у него не хватало двух пешек в эндшпиле без какой-либо компенсации. На очередной тур я приехал за полчаса до начала игры, но на входе во Дворец был задержан дежурными пионерами, потребовавшими у меня пропуск. В то время каждый занимающийся во Дворце школьник обязан был иметь при себе фирменный дворцовский пропуск с фотографией, удостоверяющий, в каком кружке занимается его предъявитель. Пропуск я забыл дома, а мои попытки объяснить, что я играю в шахматном турнире и ну никак не могу опаздывать на тур, поскольку правила соревнований и судьи очень строги, нужного эффекта не произвели. Пришлось мне бегом мчаться к трамваю (в то время по Невскому еще ходили трамваи) и ехать на свой Васильевский остров, где я жил на 9-й линии. Вернувшись во Дворец уже с пропуском, я явился в турнирный зал с опозданием на час. Контроль времени в нашем турнире составлял 36 ходов за 2 часа. Итого у меня остался 1 час на 36 ходов. Что делать в такой ситуации?.. Я решил играть более или менее форсированный вариант венской партии, поскольку там можно было почти не думая сделать до двадцати (а то и более) теоретических ходов. Я двинул пешку на е4, получил ответ е7–е5, и игра началась: 2.¤c3 ¤f6 3.f4 d5  и т. д. Все шло по плану, я быстренько «отшлепал» все ходы, указанные в книжке, и мы пришли к позиции, с которой я уже консультировался у своего шефа – уважаемого Вячеслава Васильевича Рагозина. Я помнил, что В. В. советовал мне попробовать два продолжения, одно из коих начиналось ходом b2–b4. Ввиду того, что второе продолжение я помнил смутно, я уверенно двинул пешку «b» вперед – на b4. Мой партнер Игорь Маслов (подававший большие надежды в шахматах) задумался и примерно через полчаса неожиданно пожертвовал мне фигуру именно на поле b4. Удар был настолько метким, что моя позиция моментально рассыпалась на какие-то островки сопротивления. Никакие мои усилия не смогли исправить положение, и я проиграл.

Возвращаясь домой, я бранил себя за то, что не послушал совета В. Г. Зака проверять все рекомендованные варианты самому, сетовал на невезение. Надо же – рассуждал я, – заставили опоздать на тур, хотя приехал я вовремя, сделал в партии 20 теоретических ходов по книжке, а один ход по рекомендации чемпиона Ленинграда мастера Рагозина – и проиграл партию, фактически не сделав ни одной «своей» ошибки. Обидно и несправедливо. Полученный ноль в турнирной таблице очень раздосадовал меня своей «несправедливостью», и я с горя бросил турнир. С. О. Вайнштейн подал на меня заявление в арбитражную комиссию шахсекции города на предмет моей дисквалификации за грубое нарушение правил соревнований (неоправданное выбытие до конца турнира). С перевесом в 1 голос меня-таки дисквалифицировали сроком на 1 год, запретив участие в любых турнирах на это время, хотя один из членов комиссии и пытался убедить остальных, что не стоит строго наказывать молодого шахматиста, впервые нарушившего турнирную дисциплину и выбывшего из турнира, будучи одним из лидеров, и что следовало бы наказание мне дать условное.

Этот случай нарушения правил соревнований был первым и последним проступком в моей шахматной практике. Никогда больше я не имел претензий от судей ни в одном турнире или матче, где я был участником, как у нас в стране, так и за рубежом.

Пожалуй, пока все.

"Шахматный Петербург" №№ 3-4 2000 год